Неточные совпадения
Однако ж покуда устав еще утвержден не был, а следовательно, и от стеснений уклониться было невозможно. Через месяц Бородавкин вновь созвал обывателей и вновь закричал. Но едва успел он произнести два первых слога
своего приветствия ("об оных, стыда ради, умалчиваю", — оговаривается летописец), как глуповцы опять рассыпались, не успев даже встать на колени. Тогда только Бородавкин решился пустить в
ход настоящую цивилизацию.
И стрельцы и пушкари аккуратно каждый год около петровок выходили на место; сначала, как и путные, искали какого-то оврага, какой-то речки да еще кривой березы, которая в
свое время составляла довольно ясный межевой признак, но лет тридцать тому назад была срублена; потом, ничего не сыскав, заводили речь об"воровстве"и кончали тем, что помаленьку пускали в
ход косы.
Сидя в углу покойной коляски, чуть покачивавшейся
своими упругими рессорами на быстром
ходу серых, Анна, при несмолкаемом грохоте колес и быстро сменяющихся впечатлениях на чистом воздухе, вновь перебирая события последних дней, увидала
свое положение совсем иным, чем каким оно казалось ей дома.
К чаю больших Долли вышла из
своей комнаты. Степан Аркадьич не выходил. Он, должно быть, вышел из комнаты жены задним
ходом.
И он вкратце повторил сам себе весь
ход своей мысли за эти последние два года, начало которого была ясная, очевидная мысль о смерти при виде любимого безнадежно больного брата.
Жеребец, с усилием тыкаясь ногами, укоротил быстрый
ход своего большого тела, и кавалергардский офицер, как человек, проснувшийся от тяжелого сна, оглянулся кругом и с трудом улыбнулся. Толпа
своих и чужих окружила его.
И теперь, встряхнувшись, продолжал
ход своих мыслей.
Титулярный советник с колбасиками начинает таять, но желает тоже выразить
свои чувства и как только он начинает выражать их, так начинает горячиться и говорить грубости, и опять я должен пускать в
ход все
свои дипломатические таланты.
Он слушал разговор Агафьи Михайловны о том, как Прохор Бога забыл, и на те деньги, что ему подарил Левин, чтобы лошадь купить, пьет без просыпу и жену избил до смерти; он слушал и читал книгу и вспоминал весь
ход своих мыслей, возбужденных чтением.
Сдерживая на тугих вожжах фыркающую от нетерпения и просящую
хода добрую лошадь, Левин оглядывался на сидевшего подле себя Ивана, не знавшего, что делать
своими оставшимися без работы руками, и беспрестанно прижимавшего
свою рубашку, и искал предлога для начала разговора с ним. Он хотел сказать, что напрасно Иван высоко подтянул чересседельню, но это было похоже на упрек, а ему хотелось любовного разговора. Другого же ничего ему не приходило в голову.
Все текло живо и совершалось размеренным
ходом: двигались мельницы, валяльни, работали суконные фабрики, столярные станки, прядильни; везде во все входил зоркий взгляд хозяина и, как трудолюбивый паук, бегал хлопотливо, но расторопно, по всем концам
своей хозяйственной паутины.
Случайно вас когда-то встретя,
В вас искру нежности заметя,
Я ей поверить не посмел:
Привычке милой не дал
ходу;
Свою постылую свободу
Я потерять не захотел.
Еще одно нас разлучило…
Несчастной жертвой Ленский пал…
Ото всего, что сердцу мило,
Тогда я сердце оторвал;
Чужой для всех, ничем не связан,
Я думал: вольность и покой
Замена счастью. Боже мой!
Как я ошибся, как наказан…
Один из ямщиков — сгорбленный старик в зимней шапке и армяке — держал в руке дышло коляски, потрогивал его и глубокомысленно посматривал на
ход; другой — видный молодой парень, в одной белой рубахе с красными кумачовыми ластовицами, в черной поярковой шляпе черепеником, которую он, почесывая
свои белокурые кудри, сбивал то на одно, то на другое ухо, — положил
свой армяк на козлы, закинул туда же вожжи и, постегивая плетеным кнутиком, посматривал то на
свои сапоги, то на кучеров, которые мазали бричку.
Я, конечно, все свалил на
свою судьбу, прикинулся алчущим и жаждущим света и, наконец, пустил в
ход величайшее и незыблемое средство к покорению женского сердца, средство, которое никогда и никого не обманет и которое действует решительно на всех до единой, без всякого исключения.
— Понимаю (вы, впрочем, не утруждайте себя: если хотите, то много и не говорите); понимаю, какие у вас вопросы в
ходу: нравственные, что ли? вопросы гражданина и человека? А вы их побоку; зачем они вам теперь-то? Хе, хе! Затем, что все еще и гражданин и человек? А коли так, так и соваться не надо было; нечего не за
свое дело браться. Ну, застрелитесь; что, аль не хочется?
Когда же Базаров, после неоднократных обещаний вернуться никак не позже месяца, вырвался наконец из удерживавших его объятий и сел в тарантас; когда лошади тронулись, и колокольчик зазвенел, и колеса завертелись, — и вот уже глядеть вслед было незачем, и пыль улеглась, и Тимофеич, весь сгорбленный и шатаясь на
ходу, поплелся назад в
свою каморку; когда старички остались одни в
своем, тоже как будто внезапно съежившемся и подряхлевшем доме, — Василий Иванович, еще за несколько мгновений молодцевато махавший платком на крыльце, опустился на стул и уронил голову на грудь.
Шипел паровоз, двигаясь задним
ходом, сеял на путь горящие угли, звонко стучал молоток по бандажам колес, гремело железо сцеплений; Самгин, потирая бок, медленно шел к
своему вагону, вспоминая Судакова, каким видел его в Москве, на вокзале: там он стоял, прислонясь к стене, наклонив голову и считая на ладони серебряные монеты; на нем — черное пальто, подпоясанное ремнем с медной пряжкой, под мышкой — маленький узелок, картуз на голове не мог прикрыть его волос, они торчали во все стороны и свешивались по щекам, точно стружки.
Самгин шел тихо, как бы опасаясь расплескать на
ходу все то, чем он был наполнен. Большую часть сказанного Кутузовым Клим и читал и слышал из разных уст десятки раз, но в устах Кутузова эти мысли принимали как бы густоту и тяжесть первоисточника. Самгин видел пред собой Кутузова в тесном окружении раздраженных, враждебных ему людей вызывающе спокойным, уверенным в
своей силе, — как всегда, это будило и зависть и симпатию.
Это столкновение, прервав легкий
ход мысли Самгина, рассердило его, опираясь на плечо
своего возницы, он привстал, закричал на мужика. Тот, удивленно мигая, попятил лошадь.
— Яков Самгин один из тех матросов корабля русской истории, которые наполняют паруса его
своей энергией, дабы ускорить
ход корабля к берегам свободы и правды.
— Великое отчаяние, — хрипло крикнул Дьякон и закашлялся. — Половодью подобен был
ход этот по незасеянным, невспаханным полям. Как слепорожденные, шли, озимя топтали,
свое добро. И вот наскакал на них воевода этот, Сенахериб Харьковский…
Додуматься до этого было приятно; просмотрев еще раз
ход своих мыслей, Клим поднял голову и даже усмехнулся, что он — крепкий человек и умеет преодолевать неприятности быстро.
Отец рассказывал лучше бабушки и всегда что-то такое, чего мальчик не замечал за собой, не чувствовал в себе. Иногда Климу даже казалось, что отец сам выдумал слова и поступки, о которых говорит, выдумал для того, чтоб похвастаться сыном, как он хвастался изумительной точностью
хода своих часов,
своим умением играть в карты и многим другим.
Из-за границы Варавка вернулся помолодевшим, еще более насмешливо веселым; он стал как будто легче, но на
ходу топал ногами сильнее и часто останавливался перед зеркалом, любуясь
своей бородой, подстриженной так, что ее сходство с лисьим хвостом стало заметней.
Держа руки в карманах, бесшумно шагая по мягкому ковру, он представил себе извилистый
ход своей мысли в это утро и остался доволен ее игрой. Легко вспоминались стихи Федора Сологуба...
Барон вел процесс, то есть заставлял какого-то чиновника писать бумаги, читал их сквозь лорнетку, подписывал и посылал того же чиновника с ними в присутственные места, а сам связями
своими в свете давал этому процессу удовлетворительный
ход. Он подавал надежду на скорое и счастливое окончание. Это прекратило злые толки, и барона привыкли видеть в доме, как родственника.
Так пускал он в
ход свои нравственные силы, так волновался часто по целым дням, и только тогда разве очнется с глубоким вздохом от обаятельной мечты или от мучительной заботы, когда день склонится к вечеру и солнце огромным шаром станет великолепно опускаться за четырехэтажный дом.
Кровь у ней начала свободно переливаться в жилах; даль мало-помалу принимала
свой утерянный
ход, как испорченные и исправленные рукою мастера часы. Люди к ней дружелюбны, природа опять заблестит для нее красотой.
Следя за
ходом своей собственной страсти, как медик за болезнью, и как будто снимая фотографию с нее, потому что искренно переживал ее, он здраво заключал, что эта страсть — ложь, мираж, что надо прогнать, рассеять ee! «Но как? что надо теперь делать? — спрашивал он, глядя на небо с облаками, углубляя взгляд в землю, — что велит долг? — отвечай же, уснувший разум, освети мне дорогу, дай перепрыгнуть через этот пылающий костер!»
Жизнь его совершала
свой гармонический
ход, как будто разыгрывалось стройное музыкальное произведение, под управлением данных ему природою сил.
Еще досаднее, что они носятся с
своею гордостью как курица с яйцом и кудахтают на весь мир о
своих успехах; наконец, еще более досадно, что они не всегда разборчивы в средствах к приобретению прав на чужой почве, что берут, чуть можно, посредством английской промышленности и английской юстиции; а где это не в
ходу, так вспоминают средневековый фаустрехт — все это досадно из рук вон.
— Epouvantable! [Ужасно!] — сказала она про жару. — Я не переношу этого. Се climat me tue. [Этот климат меня убивает.] — И, поговорив об ужасах русского климата и пригласив Нехлюдова приехать к ним, она дала знак носильщикам. — Так непременно приезжайте, — прибавила она, на
ходу оборачивая
свое длинное лицо к Нехлюдову.
Зося металась в страшном бреду и никого не узнавала; доктор сидел у ее изголовья и по секундам отсчитывал
ход болезни, как капитан, который ведет
свой корабль среди бушующего моря.
Лошадь, выгнув
свою оленью шею, неслась быстрым
ходом; она почуяла пасшийся на траве табун башкирских лошадей и раздувала ноздри.
Веревкин подробно описывал
свои хлопоты, официальные и домашние: как он делал визиты к сильным мира сего, как его водили за нос и как он в конце концов добился-таки
своего, пуская в
ход все
свое нахальство, приобретенное долголетней провинциальной практикой.
Привалов подробно рассказал весь
ход своего визита и
свои занятия с Ляховским, эпизод с сигарами и метлами вызвал самый неистовый хохот Веревкина, который долго громким эхом раскатывался по всему домику Хионии Алексеевны и заставил Виктора Николаича вздрогнуть и заметить: «Эк, подумаешь, разобрало этого Веревкина!»
— Как хотите, Сергей Александрыч. Впрочем, мы успеем вдоволь натолковаться об опеке у Ляховского. Ну-с, как вы нашли Василья Назарыча? Очень умный старик. Я его глубоко уважаю, хотя тогда по этой опеке у нас вышло маленькое недоразумение, и он, кажется, считает меня причиной
своего удаления из числа опекунов. Надеюсь, что, когда вы хорошенько познакомитесь с
ходом дела, вы разубедите упрямого старика. Мне самому это сделать было неловко… Знаете, как-то неудобно навязываться с
своими объяснениями.
К тому же мое описание вышло бы отчасти и лишним, потому что в речах прокурора и защитника, когда приступили к прениям, весь
ход и смысл всех данных и выслушанных показаний были сведены как бы в одну точку с ярким и характерным освещением, а эти две замечательные речи я, по крайней мере местами, записал в полноте и передам в
свое время, равно как и один чрезвычайный и совсем неожиданный эпизод процесса, разыгравшийся внезапно еще до судебных прений и несомненно повлиявший на грозный и роковой исход его.
Исцеление ли было в самом деле или только естественное улучшение в
ходе болезни — для Алеши в этом вопроса не существовало, ибо он вполне уже верил в духовную силу
своего учителя, и слава его была как бы собственным его торжеством.
Статейки эти, говорят, были так всегда любопытно и пикантно составлены, что быстро пошли в
ход, и уж в этом одном молодой человек оказал все
свое практическое и умственное превосходство над тою многочисленною, вечно нуждающеюся и несчастною частью нашей учащейся молодежи обоего пола, которая в столицах, по обыкновению, с утра до ночи обивает пороги разных газет и журналов, не умея ничего лучше выдумать, кроме вечного повторения одной и той же просьбы о переводах с французского или о переписке.
Назар Иванович, выслушав, согласился, но на грех отлучился наверх к барыне, куда его внезапно позвали, и на
ходу, встретив
своего племянника, парня лет двадцати, недавно только прибывшего из деревни, приказал ему побыть на дворе, но забыл приказать о капитане.
— Из простонародья женский пол и теперь тут, вон там, лежат у галерейки, ждут. А для высших дамских лиц пристроены здесь же на галерее, но вне ограды, две комнатки, вот эти самые окна, и старец выходит к ним внутренним
ходом, когда здоров, то есть все же за ограду. Вот и теперь одна барыня, помещица харьковская, госпожа Хохлакова, дожидается со
своею расслабленною дочерью. Вероятно, обещал к ним выйти, хотя в последние времена столь расслабел, что и к народу едва появляется.
Бедный отставной поручик попытался еще раз при мне пустить в
ход свое словечко — авось, дескать, понравится по-прежнему, — но князь не только не улыбнулся, даже нахмурился и пожал плечом.
Он подпрыгивает на
ходу, ухарски разводит округленными руками, шапку носит набекрень и заворачивает рукава
своего военного сюртука, подбитого сизым коленкором.
Старик с трудом выдергивал из вязкой тины
свой длинный шест, весь перепутанный зелеными нитями подводных трав; сплошные, круглые листья болотных лилий тоже мешали
ходу нашей лодки.
Пятышин собрал все
свои остатки и начал строить кирпичный завод, но кирпич не нашел сбыта; ломку мрамора постигла та же участь; не пошло в
ход также и выжигание извести.
— Они говорят правду. То, что называют возвышенными чувствами, идеальными стремлениями, — все это в общем
ходе жизни совершенно ничтожно перед стремлением каждого к
своей пользе, и в корне само состоит из того же стремления к пользе.
Вчера Полозову все представлялась натуральная мысль: «я постарше тебя и поопытней, да и нет никого на свете умнее меня; а тебя, молокосос и голыш, мне и подавно не приходится слушать, когда я
своим умом нажил 2 миллиона (точно, в сущности, было только 2, а не 4) — наживи — ка ты, тогда и говори», а теперь он думал: — «экой медведь, как поворотил; умеет ломать», и чем дальше говорил он с Кирсановым, тем живее рисовалась ему, в прибавок к медведю, другая картина, старое забытое воспоминание из гусарской жизни: берейтор Захарченко сидит на «Громобое» (тогда еще были в
ходу у барышень, а от них отчасти и между господами кавалерами, военными и статскими, баллады Жуковского), и «Громобой» хорошо вытанцовывает под Захарченкой, только губы у «Громобоя» сильно порваны, в кровь.
Если судить по
ходу дела, то оказывалось: Верочка хочет того же, чего и она, Марья Алексевна, только, как ученая и тонкая штука, обрабатывает
свою материю другим манером.
Она повторила
свою роль, на
ходу низко кланялась и несколько раз потом качала головою, наподобие глиняных котов, говорила на крестьянском наречии, смеялась, закрываясь рукавом, и заслужила полное одобрение Насти.